Койот
Пустыня — это такое место, где может произойти всё, что угодно. Впрочем, как и везде. А если что-то может произойти, то оно обязательно произойдёт, где бы это ни было. Собственно, не так уж и важно, где должно было произойти всё описанное ниже. Чтобы эти слова стали более понятны, нам нужно вернуться на несколько лет назад, в тот жаркий и безветренный день. В пустынях днём всегда жарко.
Что ж, посмотрим: вот простой для такой местности пейзаж — глинистая, чуть затянутая рыхлым песком пустошь — выглядит удручающе. Большие камни торчат тут и там, словно разбросанные древним великаном. На самом деле не так уж и важно конкретное название и местонахождение этой пустоши. С тем же успехом история, произошедшая здесь, могла случиться и среди бесконечных барханов Средней Азии, где только и ждёшь появления очередного миража на горизонте или каравана из далёкого, поддетого дымкой прошлого, и где-то на окраине пустыни Сахары, где ветер поднимает в воздух знойный песок и уносит его в края, заселённые свободолюбивыми туарегами.
Тем не менее, для простоты представления всех описываемых обстоятельств предположим, что пустыня эта находится где-то на североамериканском континенте, в одном из юго-западных штатов. Допустим, она затерялась на просторах славного и вечно дикого Техаса, и вокруг растут беспечные кактусы, наблюдая за стеной красноватых гор вдали. И, наверное, где-то чуть южнее несёт в Атлантический океан свои раскалённые жарким латиноамериканским солнцем воды чудная река Рио-Гранде или, как её называют в Мексике, Рио-Браво-дель-Норте.
Итак. Песок, ветер, глинистая почва под ногами.
Вот идёт человек. Он выглядит уставшим. Его тяжёлые сапоги, помнящие ещё времена «Холодной войны» и горячую землю Никарагуа, покрыты толстым слоем пыли — человек пришёл издалека. На нём болтыхается кожаная куртка без рукавов, надетая прямо на голое тело. Штаны цвета хаки завёрнуты до колен. Лицо у человека ровное, с правильными чертами, под носом — полоска чёрных самбреровских усов. На голове его белая ковбойская шляпа. За плечами — тяжёлый рюкзак. В правой руке человек держит лопату, в левой — компас.
Человека зовут Санчо Сан-Себастиан. Он направляется к мексиканской границе. Невзирая на палящее безбожно солнце, Санчо добирается до нужного ему места. Оно обозначено горкой из пяти овальных булыжников. Санчо скидывает проклятый сотню раз рюкзак, потягивается и втыкает лопату в землю. Похоже, он собирается копать. Да, так и есть. Через несколько минут отдыха Санчо берётся за работу…
…Когда Санчо остановился, солнце уже начало клониться к закату, и горизонт покрыла красновато-рыжая полоса облаков. Яма, которую он выкопал, раздалась во все стороны не меньше, чем на два метра. Её край доходил Санчо до подбородка. Вид у копателя был не очень. Он явно рассчитывал закончить свои поиски гораздо раньше.
— Эй, Санчо! — вдруг послышался голос.
Санчо распрямил спину. Наверху, скрестив руки на коленях, сидел на корточках странного вида человек монголоидной внешности. Что-то в нём было и от среднего латиноамериканца, что-то и от европейца, но сказать однозначно что-либо о его национальной принадлежности, как и о его возрасте, было сложно. Он был совершенно лысый, но зато большую часть его лица и шею скрывала густая, длинная и вьющаяся борода, казалось, не знавшая лезвия бритвы со времён Кубинской революции. Одежду незнакомца составлял старенький фермерский комбинезон, длинные штанины которого были заправлены в обрезанные охотничьи сапоги, и белая рубашка с закатанными до локтей рукавами.
— Здравствуй, Санчо! — надменно поздоровался бородач.
— Я не знаю тебя. Кто ты? — спросил Санчо.
— Меня зовут Герберт Хёрт. А твоё имя я прочитал на обороте фотографии. Она была в той забавной книжице, в ящике, который ты ищешь.
— Что, ты откопал его?! Как ты узнал о нём?!
— Только конченный идиот мог зарыть клад в таком людном месте, как это. Считай, что я сберёг его для тебя от разных проходимцев, что здесь шляются время от времени.
— Что ты говоришь, вокруг пустыня на тысячи миль!
— Окна моей хижины выходят как раз на это место.
— Ты врёшь, здесь нет никаких хижин! — Санчо ухватился руками за края ямы и подтянулся. Стали видны протёртые подошвы его сапог.
— Ты не прав, Санчо. По-твоему, я волшебный джинн, появившийся из бутылки? Надо было хорошо выпить, чтобы не заметить моего дома. Он находится всего в ста шагах отсюда.
— Где он?!
— Там, — Герберт указал на север.
Санчо вгляделся вдаль.
— Я ничего не вижу! Где мой ящик?!
— Твой ящик в надёжном месте, Санчо.
— Ты должен вернуть его мне!
— Хорошо, хорошо. Только ответь мне на один вопрос: а зачем тебе всё, что в нём было?
— Это моё дело!
— Меня удивляет, как такому ослу, как ты, вообще могло понадобиться это.
— Ты ничего обо мне не знаешь!
— Ошибаешься, Санчо. Твой ящик многое сказал о тебе. Как у тебя только поднялась рука закопать столь ценные вещи в этой грязной пустыне? Это странно.
— Что в этом странного?
— Странно, что ты смог расстаться с ними. Ни один нормальный человек за просто так не закопает это в пустыне. И уж точно не вернётся за этим.
— Я не понимаю.
— Ты не понимаешь?! Тебе нужен переводчик? Извини, но я не знаю обезьяньего языка.
— Где ящик?!
— Я, кажется, задал вопрос. И я хочу получить на него точный и исчерпывающий ответ. Не будь кактусом, Санчо.
— Где он?!
— Санчо, ты глупее, чем я думал.
— Ты, что ли, слишком умный?!
Герберт захохотал.
— Да моему уму мог бы позавидовать Ленин, если б он ещё ходил по земле! На научном симпозиуме во время моей речи Эйнштейн бы тихо сидел в сторонке, понурив голову! Да Джордж Буш-младший разбомбил бы половину мира, чтобы я только согласился поиграть с ним в шахматы! Если он, конечно, знает, что такое шахматы.
— Ты играешь в шахматы? Ты, случаем, не Бобби Фишер? У него тоже борода.
— Не смеши меня, Санчо. Бобби Фишер — русский! Этот подонок выиграл у меня две партии. Посмотри на меня. Я похож на русского? Меня можно спутать с чистокровным потомком Чингисхана, но никак не с русским!
— Так ты вернёшь мне ящик?
— Санчо, для начала ответь на мой вопрос.
— Ящик! Мне нужен ящик!
— Нет, Санчо, ты не утомим. Твоей голове тяжело воспринимать мои слова? Всё так гладко? Мысли скатываются со стенок черепа прямо в желудок?
— Да моя голова уже раскалывается от твоих слов!
— Фантомные боли? Это пройдёт, Санчо.
— Меня это раздражает, Хёрт! Как ты посмел выкопать мой ящик и открыть его?! Куда ты его дел?!
— Ты ведёшь себя, как ребёнок. У тебя действительно серьёзные проблемы с головой, Санчо. Мой дедушка только и занимался тем, что колол кокосовые орехи, причём иногда он разбивал их своей здоровой седой башкой. Но при всём при этом он прекрасно соображал и не горячился по пустякам. Ты можешь ответить на вопрос, зачем тебе те вещи? Ответь, и я, возможно, верну ящик тебе!
— Почему ты не вернёшь мне его просто так?!
— Санчо, ты туп как койот! У твоих родителей отдыхал мозг, когда они тебя делали!
— Что?! Да мой отец был профессором литературы!
— Ну и что, койот?! Мой двоюродный дядя был евреем, но это не сделало его сына Биллом Гейтсом.
— Не называй меня койотом!
Герберт вытер пот с лысины.
— Санчо, думай головой, а не тем, чем обычно. Отвечай на мой вопрос.
— Мои вещи — это мои вещи, Герберт Хёрт! Кому какое дело, где я их храню?
— Койот. Безмозглый койот.
— Если ты ещё раз назовёшь меня койотом, то я засуну твою бороду тебе в задницу!
— Я не хочу тебя обидеть, Санчо. Просто объясни мне толковым языком, к чему ты всё это затеял.
— Верни их мне!
— Может, ты украл их? И сейчас скрываешься от полиции или головорезов?
— Нет, нет, нет!!
— Мне, в принципе, ничего не стоит сдать тебя шерифу и получить неплохое вознаграждение... Но мне интересно другое: ты любишь Шекспира?
— Причём здесь Шекспир?! Мне просто нужен мой ящик и мои вещи в нём!
— Твои вещи? В ящике, среди всего прочего, было трёхтомное собрание сочинений Шекспира. На кой хрен тебе сдалось закапывать в пустыне трёхтомное собрание сочинений Шекспира? Тем более что это не раритетное издание. Ты не похож на человека, который читает и ценит книжки.
Санчо молча уставился на Герберта.
— Отвечай, койот!
Лицо Санчо стало красным. Он сжал кулаки и набросился на бородача. Но Хёрт ловко перехватил его запястья, заломил руки за спину и повалил Санчо на живот. Санчо начал брыкаться, стараясь попасть ногой по своему противнику. Ему с трудом удалось вырвать одну руку и шлёпнуть того по лицу. Герберт умело увернулся от второго замаха и снова поверг Санчо на песок.
— Отпусти меня, скотина! — захрипел Санчо.
Герберт покачал головой.
— У меня был кот. Он дрался как волк! Все собаки в округе боялись его! Когда он выходил на улицу, они прятали свои задницы подальше, чтобы только не попасться ему на глаза. Однажды он загрыз ротвейлера. Такой боёвый был кот. Не то, что ты. Ты не стоишь и шерстинки из-под хвоста моего кота. Ты дерёшься хуже любой девчонки.
— Я убью тебя!
— Не кричи и успокойся. Мне всего лишь нужен ответ.
— Слезь с меня, бородатый ублюдок!
— Кстати, кота звали Тайсон. Сам понимаешь, это неспроста.
— Встань с моей чёртовой спины, сукин ты сын!
— Умный и добрый был котик. Тебе не ровня. Он и погиб, как герой…
— Сволочь!
— Его переехал танк… Я рыдал больше месяца… Я так к нему привык… Бедняжка… — из правого глаза Герберта выбежала скупая мужская слеза. Он наклонился колючей бородой к лицу своего пленника. — А о тебе, Санчо, никто не будет рыдать! Ты слышишь, Санчо?! Никто! Даже червей в могиле — тех, что не побрезгают отведать твоего гнилого мяса, будет тошнить! Слышишь?!
Санчо всё ещё пытался скинуть с себя бородатого Герберта Хёрта. Щёки Санчо горели адским огнём.
— Ты за всё ответишь, гад!
— Кто из нас больший гад, — сказал Хёрт, — это ещё вопрос. Хорошо, что я прочитал её дневник.
— Что?!! Ты посмел читать её дневник? — Санчо перестал брыкаться.
— Разумеется! В этой дыре сложно раздобыть что-нибудь интересное. И, признаюсь тебе честно, в какой-то момент я подумал, что это было лучше любого Шекспира! — Герберт немного ослабил хватку. — А ведь, если бы я этого не сделал, то не узнал бы, какой ты дурак, и не пришёл бы сюда сейчас.
— Кто ты какой, чёрт тебя побери!? — вскричал Санчо.
— Я уже представлялся.
— Нет, кто ты на самом деле?!
— Я практикующий психолог. Можно сказать, странствующий. Наблюдаю за идиотами. Примерно такими, как ты. Мне нравится моя работа.
— Ты не психолог, ты болтливый бородатый урод!
— Эх, Санчо, Санчо. Между прочим, когда я выступал на международном форуме в Гаване, сам Фидель Кастро устал меня слушать!
— Я не хочу тебя слушать! — Санчо вдруг прослезился. — Я никого не хочу слушать… Отпусти меня… — голос его стал тише.
Герберт сидел на месте.
— Так скажи, Санчо, для чего тебе понадобилось это? Хотел поднять в воздух Белый Дом? Мне, конечно, плевать — парни оттуда зарвались… Впрочем, я не люблю желать кому-то смерти. Но соседство этого дерьма с таким сокровищем меня удивило.
— Я просто хотел… Я хотел взять её дневник. И ту книжку с фотографиями…
— Да ну, серьёзно? — усмехнулся Герберт. — А Шекспир?
— Это всё принадлежало ей…
— Да, — вздохнул Герберт, — она была права, обозначив тебя не только как полнейшего придурка, но и как последнего на земле подлеца. Ты жалок, Санчо. Как она только могла любить тебя? Да ещё с таким… С таким райским остервенением!
— Ты псих! Ты должен отдать мне всё, что забрал…
— Послушай меня ушами, Санчо. На твоём месте я бы вернулся к ней, попросил прощения и сказал, что она превосходно пишет! Сказал бы, что любишь её безумно, и останешься с ней, пока можешь дышать. Вместо этого ты кладёшь её вещи в ящик вместе со всем этим дерьмом, закапываешь в пустыне, а потом возвращаешься за ними? Зачем?!! Ты хотел зарыть свою совесть, Санчо? Вернись к ней и извинись! Упади перед ней на колени, чёрт тебя подери.
— Я не могу этого сделать.
— Почему, Санчо? Твоё сердце выели тараканы? А душу ты обменял дьяволу на те урановые колпачки?
— Она мертва.
Герберт молча уставился вдаль.
— Это плохо, Санчо, — сказал он, поднимаясь. — Мои родители погибли в авиакатастрофе, когда мне было шесть лет. Меня воспитывала старшая сестра. Как-то раз, в день её семнадцатилетия, она вернулась домой пьяная вдрызг. Её руки были в крови — она поранила их, когда разбивала стекло в той комнате, где её пытались изнасиловать два урода. Один из них был её другом. После этого она впала в ужасную депрессию и нахлебалась виски или ещё какой-то бодяги. Всю ночь она просидела на диване, напевая "Love me tender". Это была её любимая песня. А я был мал и глуп, у меня даже ещё не было бороды, я отправился спать. На следующее утро я обнаружил её тело на кухне. Она вскрыла себе вены столовым ножом. Я ни коим образом не принимал участия во всех этих делах, Санчо, но мне всю жизнь, до этой самой минуты, до этой дерьмовой встречи с тобой, стыдно, очень стыдно за то, что я ничего не не сделал для своей сестры!
Хёрт осторожно освободил Санчо из-под тяжести своего веса.
— Санчо, когда я откапывал твой дурацкий ящик, меня терзало огромное любопытство. Я думал, что там, как минимум, золотой запас Гондураса. Но этот дневник… Он перечеркнул все мои прочие мысли, Санчо. Это настоящее сокровище! Я надеялся, Санчо, что смогу уговорить тебя вернуться к ней, извиниться… Моя доброта не давала мне сна. Совесть мучила меня — я мог бы половину одолжить тебе. А ты, оказывается, уже натворил бед... Я не верю тебе, Санчо. Ты врёшь. Причём врёшь неумело. Я уверен, что тебе наплевать и на дневник, и на книжку с утятами.
— Ты ошибаешься!
— Ты боишься, Санчо. Боишься, что кто-то ещё узнает о твоих грязных намерениях. Боишься смотреть своей совести в глаза, но боишься и избавиться от неё. Боишься и врёшь. А ведь то дерьмо в ящике может запросто сделать это место безжизненной пустыней.
— Здесь и так пустыня!
— Но здесь есть жизнь, Санчо, — Герберт повернулся спиной. — Через пару лет я надеюсь увидеть тут цветущий сад. Я не хочу, чтобы здесь было так же пусто, как и в твоём черепе. А всё, что ты делаешь, Санчо — нехорошо. Это нехорошо, Санчо. И то, как ты обращался с ней — тоже нехорошо. Теперь я, в принципе, со спокойной душой могу сдать тебя властям не только как террориста, но и как мерзавца, угробившего замечательную женщину.
— Нет, ты не сделаешь этого! — воскликнул Санчо, вставая.
— Санчо, а я всего лишь хотел тебе помочь…
— Где ящик?
Герберт с печальным видом уставился вдаль.
— Ты бы мог любить её при жизни… Если б этот дневник был опубликован при её жизни, она бы прослыла гениальным писателем. А ты паршивый тупой койот, Санчо…
— Моя мать действительно была отличным писателем, — сказал Санчо, хватая лопату.
Быстрым резким движением он тут же нанёс остриём удар по черепу Хёрта. Тот громко охнул и мгновенно упал, пытаясь схватиться руками за голову. Санчо подскочил к нему и стал бить не глядя. Больше всего удовольствия он испытал, кромсая огромную бороду Герберта. Через пару минут Санчо, тяжело дыша, весь в поту, крови и грязи, опустился на колени перед своей жертвой. Герберт Хёрт был мёртв и неподвижно свисал над ямой остатками окровавленной бороды.
— Койот может и глуп, дорогой Хёрт, но очень хитёр, — сказал Санчо и столкнул тело Герберта в яму. — Покойся с миром, Герберт, — последние слова он произнёс с особой издёвкой.
Засыпав труп землёй, Санчо пошёл на север — туда, где должна была находиться хижина Герберта Хёрта. Он отсчитал сто шагов, но никаких признаков жилья не обнаружилось. Обойдя всё в округе и уже отчаявшись, Санчо наткнулся на маленький шалаш из сухих веток и покрышек автомобилей. Он немедленно сунулся внутрь. Там не было ничего, кроме кучи тряпья, служившего лежанкой, нескольких коробков с семенами и пары книг, которые оказались учебниками по ботанике и психологии. Порывшись в тряпках, Санчо обнаружил дневник своей матери. Он лежал в самом низу, у земли, как заветная и драгоценная вещь.
— Сукин сын! Сукин сын! — кричал Санчо, ломая шалаш и топча ногами суровую техасскую землю. Ничего, абсолютно ничего из того, что находилось в закопанном им две недели назад ящике, он не нашёл. Кроме дневника, конечно. К сожалению, мёртвые не привыкли общаться с живыми, поэтому вряд ли Герберт Хёрт встанет и даст Санчо ответ на трепетный вопрос о местонахождении ящика. И уж тем более, после того, как тот с ним обошёлся.
…Санчо Сан-Себастиан скрылся в сумерках. Возможно, он возвращался сюда потом, а нет, так ещё вернётся, если он жив и не отдал своё тело на растерзание патологоанатомов — ведь он не нашёл свои урановые колпачки. Одной Святой Марии известно, где он. Наверное, у него сейчас проблемы. Впрочем, как и всегда.
Вот так завершилась эта странная история, произошедшая в обыкновенной и совсем не странной пустыне. Конечно, она запросто могла случиться и в совсем иных краях, с совершенно другими людьми и отличным исходом. Например, орудием убийства была не лопата, а кирзовый сапог или дрель довоенного образца. Дело могло дойти даже до применения огнестрельного оружия. А могло не дойти даже до драки. Закончилось же всё так, как закончилось и произошло всё там, где произошло.
А на том месте, где Санчо похоронил случайного свидетеля своих тёмных делишек (сомнений об их окрасе просто быть не может после всего случившегося), выросло пусть небольшое, но радующееся и тянущееся навстречу жизни деревце. Затруднительно сказать точно, какой оно породы, но, по-видимому, из тех, что приспособлены расти в пустыне.
Иногда к нему прибегает одинокий койот. Он сидит, высунув язык, смотрит по сторонам и, наверное, радуется, что есть возможность укрыться от палящего солнца в дающей хоть какую-то прохладу тени. Её отбрасывают на удивление густые и вьющиеся ветви — такие же густые и вьющиеся, как борода странствующего психолога Герберта Хёрта.
18 марта 2008 г.